24 января 2002

Мне кажется, что мы им страшно надоели. Да ладно бы только надоели, мы им явно мешаем, и если мы бы вдруг исчезли (не умерли, хоронить нас быть бы слишком хлопотно, а именно – исчезли, испарились) они бы испытали несказанное облегчение.

Каждый раз сталкиваясь с ними, я читаю в их незамутненных опытом глазах один и тот же вопрос: «Как?! Вы еще здесь?!»

Каждый раз сталкиваясь с ними я читаю в их глазах недоумение людей, пришедших с законными билетами и вдруг обнаруживших, что их места заняты.

Их билеты – это их молодость. Они смотрят на нас, как на зрителей предыдущего сеанса, решивших растянуть удовольствие и самовольно остаться в зале. Я читаю в их глазах: «На выход! Пожалуйста, на выход!».

Я даже не знаю, чем бы мы могли им пригодиться. Нянчить их детей? Но они как-то не торопятся обзаводиться потомством, дети отвлекли бы их от их удовольствий – от дискотек, клубов, интернета, роликовых коньков, рейва и рэпа, дети бы возложили на них не нужную им ответственность, а скоро бы, глядишь, и заявили бы свои права на место под солнцем, а им не хочется ни с кем делиться.

Так чем бы мы могли бы им пригодиться? Своим опытом? Всей этой рухлядью из костров, палаток, гитарного перебора, борьбы с тоталитаризмом, кандидатских диссертаций, дюжиной штанов, просиженных в НИИ, дружб, замешанных на алкоголе. Не нужно им все это.

Мы хотим предостеречь их от ошибок? Но они сами хотят ошибаться.

Кроме того, мы служим для них живым укором, ведь мы еще зачем-то помним, что Достоевский не играл в киевском «Динамо». Кое-кто из нас зачем-то обладает сокровенным знанием о правописании частиц «не» и «ни», а некоторые осмеливаются заявлять, что кофе, как ни крути, мужского рода.

Но вот с английским у нас плоховато. Плоховато у нас с английским, что делает диагноз окончательно безнадежным. Мы же не знали, что когда-нибудь иностранные языки нам пригодятся, что когда-нибудь мы попадем за пределы железного занавеса, для нас английский был языком потенциального противника, которого мы обязательно победим, и тогда весь мир заговорит по-нашему. «И будь я негром преклонных годов, и то, без унынья и лени, я русский бы выучил только за то, что им разговаривал Ленин».

Ага, выучил бы! Негр преклонных годов как был ни бум-бум в русском, так и остался, а русские преклонных годов корпят над учебниками эстонского, литовского, латвийского, молдавского, иначе им булку хлеба не продадут в странах бывшего великого и нерушимого союза под гимн которого, косметически отредактированный, хотят заставить нас вставать премудрые депутаты Государственной Думы.

Нет, на выход! Пожалуйста, на выход!

Ну, а нельзя ли как-то повременить? Нельзя ли как-то еще побыть тут вместе с вами? Ведь мы еще ого-го! Ах, мы так любим, когда вокруг шумит, бурлит молодежь… Ну, хотите мы расскажем вам, как видели почти живого Сталина, как Гагарин шел по ковровой дорожке, как Хрущев стучал ботинком по столу, или что-нибудь про диссидентов, про танки в Праге, про Даниэля и Синявского…

… Причем тут Даниэль? Какой еще такой Даниэль?

Ну что еще, скажите, мы можем сделать для вас?

А-а, я , кажется, понял… Прибраться в квартире, оставить котлеты на плите, денег на подзеркальнике, и – не медля, не мешкая – на выход.